Четверг 10.10.2024 12:58 |
Приветствую Вас Гость Главная | Регистрация | Вход | RSS |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Всё о Таджикистане (или почти всё...)Шугнонский районНоҳияи Шуғнон – Shughnon region - ناحیهٔ شغنانДата образования в составе Таджикской ССР: Образован 27 октября 1932 года согласно решению бюро Горно-Бадахшанского областного комитета Компартии Таджикистана от 25 августа 1932 года «О проведении районирования». Что означает это название: Центр: село Миденшор джамоата Поршинев. Территория: _____ кв.км. Административное деление По существующему административно-территориальному делению Шугнонский район входит в Горно-Бадахшанскую Автономную Область Республики Таджикистан. Он граничит с Рошткалъинским, Ишкашимским, Рушанским и Мургабским районами. Шугнанский район находится в Западном Памире и граничит с Афганистаном, а река Пяндж служит границей. Две страны связывает автомобильный «мост дружбы». Район занимает территорию низовий бассейна Шахдары и Гунта, которые разделены гребнем Шугнанского хребта (высота более 5500 метров). Столица Горного Бадахшана (город Хорог) расположена в пределах района, но в состав его не входит. Вдоль Пянджа протянулась автотрасса М41, или Памирский тракт. Шугнан - центральная часть ГБАО. Шугнанцы живут преимущественно по долинам рек Гунт, Шахдара, ddht[ по Пянджу до Горона (Дарморахт) и вниз по Пянджу до нижнего Баджу. Этот горный регион занимает восточную часть исторической области Шугнан. Его название восходит к древнеперсидскому слову «приятный , хороший», вопреки суровым природным условиям региона, с его частыми землетрясениями, обвалами, наводнениями, лавинами. В эпоху бронзы сюда проникли древние иранские племена, смешавшись с более древними аборигенными племенами. В результате здесь образовались памирские народности, в частности шугнанцы. Они до наших дней сохранили привычный образ жизни, что заключается в орошаемом земледелии на террасах речных долин, выпасе скота и ремёслах. В 1 тысячелетии до нашей эры Шугнан называли «страной саков». В течение истории этот край захватывали персидские цари, кушанцы, тюркские племена, мусульманские и монгольские правители. В 19 веке весь Шугнаном владели эмиры Афганстана, но в 1895 году регион был разделён, и восточная (правобережная) его часть отошла царской России. В 1932 года здесь сформировали Шугнанский район. Административный центр расположен в кишлаке Шириншо Шотемур, что назван в честь государственного деятеля Таджикской ССР. В состав Шугнанского района входят 7 сельских общин:
Как добраться до Шугнонского района
Доехать до Шугнонского района можно 2-я путями: Через г. Душанбе. Необходимо из аэропорта г. Душанбе добраться до места ___________. Стоимость аз аэропорта до этого места на такси ______$. Здесь расположена автостоянка такси направляющихся в Шугнонский район. Обычно таксисты набирают полный комплект пассажиров и направляются в путь. Стоимость 1 места в такси зависит от сезона. В любом случае необходимо торговаться с таксистами. Расстояние от г. Душанбе до центра Шугнонского района - ___ км История района 09.09.1991 г.- по настоящее время Шугнанский район ГБАО Республики Таджикистан В 1992 году из состава Шугнанского района за счет разукрупнения выделен Рошткалъинский район ГБАО 1963 - 09.09.1991 г.г. Шугнанский район ГБАО Таджикской ССР нет данных за период с 1951 по 1963 г!!! В 1951 г. Шугнанский район в составе ГБАО Таджикской ССР был упразнен 27.10.1932 - 1951 г.г. Шугнанский район ГБАО Таджикской ССР Территория: 4,5 тыс. кв.км. (1941) Число сельсоветов: 5 (1941) В 1936 году за счет разукрупнения Шугнанского района образован Рошткалъинский район ГБАО Таджикской ССР. Центр: деха Хорог Территория: Число сельсоветов: 8 (15.07.1934 г.) Число населённых пунктов: 111 (15.07.1934 г.) Число населения: 14300 чел. (15.07.1934 г.) В 27.10.1932 года образован согласно решению бюро Горно-Бадахшанского областного комитета Компартии Таджикистана от 25 августа 1932 года «О проведении районирования». 16.10.1929 - 27.10.1932 г.г. Шугнанская волость ГБАО Таджикской ССР, Центр: деха Хорог
16.09.1925 - 16.10.1929 г.г. Шугнанская волость Хорогского района ГБАО Таджикской АССР Число аксакальств: Гунтское аксакальство, Сучанское аксакальство, Шахдаринское аксакальство, Поршневское аксакальство Численность населения: 12641 (на 1926 г.) 30.04.1918 - 16.09.1925 г.г. Шугнанская волость Памирского района Туркестанской АССР 17.03.1876 - 30.04.1918 г.г. Шугнанская волость Хорогского района Ферганской области Туркестанского края, Центр: Бар-Пандж-Калъа Число аксакальств: Гунтское аксакальство, Сучанское аксакальство, Шахдаринское аксакальство, Поршневское аксакальство Число сада (административная единица): 6 Достопримечательности: Интересные факты: Шугнанцы, хугни, хунуни (самоназвание), один из памирских народов в Таджикистане (Горно-Бадахшанская АО — на правобережье реки Пяндж между кишлаками Сохчарв и Хасхараг и в районе Шугнанского хребта в долинах рек Гунт и Шахдара) и на севере Афганистана (левобережье реки Пяндж). Самый крупный по численности из памирских народов (вместе с их локальной группой баджувцами в долине Баджу). Язык шугнанский иранской группы индоевропейской семьи. Образование получают на таджикском языке, распространён также русский язык. Верующие — мусульмане-шииты (исмаилиты). Основой хозяйства было поливное земледелие (злаки, бобовые). Техника струйчато-бороздкового полива близка к рушанской. Применяли также двухбороздковый полив "по полосам", для полива проса — валиковый способ. На больших высотах увеличивалась роль скотоводства. Разводят мелкий и крупный рогатый скот, в верховьях Шахдары — яков. Из женских ремёсел было развито ручное (без гончарного круга) гончарство, прядение шерсти, вязание цветных шерстяных носков, валяние кошм с яркими узорами (заимствовано у киргизов), из мужского — ткачество. Сохраняются патронимии (гиру, гру), объединяющие малые и неразделённые семьи, населяют обычно отдельный квартал в кишлаке, имеют общие пастбища, обряды, связаны взаимопомощью. Жилище общепамирского типа однокамерное с кровлей в виде ступенчатого свода (чор-хона) на опорных столбах (четыре-пять центральных и пристенные). Внутри жилища вдоль стен (кроме стены, в которой входная дверь) сооружают глинобитные на каменном фундаменте нары (нех), разделённые на несколько отсеков невысокими валиками. Нары застилают паласами. В центре одной из нар (слева или справа от входа) расположен открытый очаг, в настоящее время с дымоходом — трубой, выводящей дым через свето-дымовое отверстие в крыше. Одежда общепамирского типа, среди женщин долины Шахдары были распространены заимствованные из Афганского Бадахшана бархатные пальто и безрукавки. Традиционная обувь — сапоги из сыромятной кожи на мягкой подошве, которые носят с высокими носками-джурабами без пяток; долблённые из дерева башмаки с тремя выступами на подошве для удобства ходьбы по скалистым тропам; сандалии на деревянной подошве на небольшом каблучке. Головные уборы — разноцветные тюбетейки, круглые, с прямым околышем и плоским верхом. Женщины носят большие головные платки. Особенность свадебного обряда: невесте давали пиалу, в которую её доверенное лицо (вакиль) наливал воду, и в знак согласия на брак она должна была отпить воды и кивнуть головой. Невесту в дом вносил жених. Она не садилась до тех пор, пока не получит от свекрови подарок. У шугнанцев сформировалась своя литература, интеллигенция. Они составляют ядро консолидации памирских народов. Природа В юго-западной части Памира, в бассейне реки Гунт и левого притока его реки Шахдара, на площади в 4,6 тыс. кв. км расположился Шугнанский район Горно-Бадахшанской автономной области республики Таджикистан. Территория района представляет из себя горную местность, самые низкие точки которой, лежат на реке Пяндж, омывающей район с западной стороны. В восточной части района расположено высокогорное озеро Яшилькуль. Административным центром района является горное село Мидершор, расположенное на берегу реки Шахдара. Климат в районе умерено континентальный, в межгорных котловинах и предгорье умеренно теплый. Обилие солнца и довольно низкая влажность воздуха отмечается на большем протяжении года. Лето в районе жаркое, но без духоты, средние температуры в июле +31…+32 градуса. В зависимости от высот и температурный режим изменяется. На высотах 1500-300 метров летний период уже не такой продолжительный и прохладный, постоянные отрицательные температуры присутствуют на высотах более 3000 метров. Зимы в районе, так же в зависимости от высот, довольно холодные и многоснежные. Количество осадков, например, в районе перевала Кой-Тезек может достигать 1500 мм, высота снежного покрова в отдельных местах доходит до двух метров. Согласно прогнозу погоды наибольшее количество атмосферных осадков приходится на холодный период времени и, как правило, представлены в виде снега. Весенние ливневые дожди могут зачастую вызывать сильные селевые потоки. Всего за год на территорию района выпадает от 350 до 1800 мм осадков.
Исторические факты: Путешествия по Памиру Автор: Павел ЛукницкийГЛАВА XVI ТРОПА ПО ПЯНДЖУ В ШугнанеВ этой главе я расскажу о пути от Хорога до районного центра (а в прошлом — феодальной столицы Дарваза) Кала-и-Хумба; о тропинке вдоль Пянджа, по которой трижды довелось мне проехать верхом с караванными, вьючными лошадьми; тропинка теперь превратилась в Большой Памирский тракт имени Сталина, — я проехал и по этому тракту, но уже в автомобиле. Река Пяндж здесь совершает большую дугу, направляясь сначала на север, потом от устья Ванча, на северо-запад, а дальше, от реки Висхарви — на запад, чтобы за Кала-и-Хумбом отклониться к югу, забирая все круче и круче, пока не расступятся теснины сжимающих ее гор. На этом пути река Пяндж пропиливает высочайшие, островерхие горные хребты, то растекаясь перед ними по ложу спокойной долины, что когда-то была дном подпертого гранитною перемычкою озера, то бунтуя в узких ущельях, в которые вода прорывается с удесятеренною силой сжатая, швыряемая с перепада на перепад, превращенная в пену и водяную пыль. Реке Пяндж людьми «вменено в обязанность» быть границей двух государств. На правом берегу Пянджа люди строят коммунизм, на левом — в древних крепостях сегодня живут феодалы, покорные богу и своему эмиру. Пяндж подобен экрану уэллсовской «машины времени»: людям, смотрящим с правого берега на левый, видно все то, что происходило у них самих сто и тысячу лет назад. Людям, которые смотрят с левого берега на правый, видно все, что когда-нибудь их потомкам, детям ли, внукам ли, принесет грядущее. Через реку Пяндж нет ни одного моста, и на левом берегу от Хорога до Кала-и-Хумба нет ни одной электрической лампочки, ни одной автомашины. Река Пяндж — древняя авестийская Ардвисура, древний Окc, о которой уже Птолемею было известно, что она одна из величайших рек Азии и впадает в Каспийское море; река Пяндж — верховья Аму-Дарьи; она вырезала себе ложе в таких диких, таких недоступных горах, что люди еще совсем недавно не везде могли пробираться вдоль ее берегов, потому что эти ее берега встают высочайшими отвесными, скалистыми стенами. Такова река и выше Хорога, там, где она проходит Горан и Ишкашим, сбегая с высот Вахана; такова она и ниже Хорога, на том пути, где она пересекает Шугнан, Рушан, Язгулем и Ванч, уходя с Памира, из Горного Бадахшана, вступая в пределы Дарваза, сжимающего ее столь же узкими теснинами. Однажды, в 1932 году, мне пришлось спуститься и ниже Кала-и-Хумба вдоль Пянджа. Там перед кишлаками Сангоу, Дурвак, Паткан-об и Иогид тропинка на выступах отвесных скал оказалась такой же узкой, неверною и опасной, как в самых труднодоступных ущельях Памира, и усталому от многомесячных странствий по кручам путешественнику казалось, что век ему не выбраться из душных ущелий к равнинам, где и небу просторно над головой, где и взор есть куда устремить вдаль... Большой западный путь с Памира доходит по Пянджу только до Кала-и-Хумба. Оттуда, покинув Пяндж, он резко поворачивает на север, круто поднимаясь на перевал Хобу-рабат — последнее препятствие, грозящее не пропустить к Сталинабаду человека с Памира. В зимние месяцы это препятствие и поныне может одолеть только очень смелый пешеход, не боящийся глубоких снегов, лавин, воющих буранов. Всякое иное сообщение Кала-и-Хумба с внешним миром в зимние месяцы прекращается... Но летом и осенью в колхозных кишлаках в тех местах благодать, и о них я тоже расскажу в этой главе. Тридцатые годы!.. Кончены дни в Хороге — дни отдыха и общения с живущими обычной жизнью людьми. В эти дни мы не седлали и не вьючили лошадей, не ставили палаток, не разжигали костров, не намечали по утрам маршрут на неверной карте. Вся амуниция висела на гвоздиках на стене, мы (единственный период за все путешествие по Памиру!) разгуливали в белых парусиновых брюках и без полевых сумок; обедали за столом в столовой, ходили по вечерам в гости; иногда смотрели кинокартины. Но такой отдых скоро подходил к концу. Это было переломное время: до него, где бы мы ни блуждали по Памиру, считалось, что мы идем вперед. После Хорога мы знали: мы возвращаемся с Памира, наш туть — на Сталинабад, и, значит, все ближе к дому!.. Наступало, наконец, то утро, когда ставший родным запах конского пота снова бил в нос, когда мы в истрепанных брезентовых сапогах, обвешанные с плеча на плечо амуницией, вновь топтались вокруг завьючиваемых, заседлываемых, кряхтящих, нетерпеливых и — с отвычки — капризничающих лошадей. Вокруг нас, уже ничем не похожих на горожан походных людей, толпились обретенные в Хороге друзья, их жены, их дети, насовавшие нам в полевые сумки толстые пачки писем... Нас провожали с грустью, и мы расставались с хорогцами с той же грустью, — пожить бы еще в Хороге! Но... в путь! Резким движением я переносил правую ногу через круп коня, садился в седло, пробовал стремена, и мой застоявшийся конь выносился вперед. — Счастливый путь!.. — Осторожней на оврингах!.. — Ни пуха ни пера до самого Дюшамбе! В тридцатом году старое название таджикской столицы еще не исчезло из обращения. В тридцать первом году никто в Хороге, кроме дряхлых стариков дехкан, уже не говорил Дюшамбе. Караван вытягивался да длинной хорогской улице, знакомый звон подков по камням мелодично отдавался в ушах, еще долго-долго за уходящей из Хорога экспедицией бежали мальчишки, — кто из них тянул двумя ручонками к седлу спелую дыню, кто, суя мятую абрикосину, выпрашивал карандаш; щебет, гомон шугнанских мальчишек оставался последним впечатлением от Хорога, город отсекался надвинувшимся с правой стороны скалистым мысом, хаосом битых, острых, нагроможденных под мысом скал; тропинка, вырубленная в каменном массиве, извивалась у самой гунтской воды, Гунт отступал, начиналась широкая песчаная и мелкокаменистая отмель устья. Слева уже широко и свободно лился спокойный мутновато-серый Пяндж, за ним высоким горным склоном надвигался афганский берег, мы проезжали через маленький кишлачок Тым. Теперь в этом кишлачке новый плодовый сад колхоза имени Сталина; тогда сада не было, росли только высокие тополи, но уже и тогда слева от Тыма плоский берег реки назывался аэродромом: именно сюда дважды в истории Памира опускался самолет летчика Баранова, первый раз в 1929 году, второй раз 18 августа 1930 года. Есть у меня рассказ о том, как жители афганских кишлаков Шив и Крондиз, расположенных над берегом Пянджа, приняли первый советский самолет, показавшийся в небесах, за «живого бога» своей исмаилитской религии, и была паника в кишлаках, по призыву местного халифа все попадали лицом вниз и молили о милости, — ведь бог мог явиться самолично только за тем, чтоб карать отступников, не уплативших вовремя зякет (религиозную подать) главе местных религиозных сил — пиру. Но нашлись два-три жителя, что решились вполглаза следить за приближением ревущего «живого бога», — он опустился на другом берегу. Он, конечно, прежде всего решил покарать неверных... И, однако, все дальше произошло не так, как ожидали и пир, и халифа, и их «пасомые»: на том берегу, на советском берегу, люди из Хорога вышли навстречу приземлившемуся «боту» с красными флагами, с музыкою и пением, и был большой праздник на берегу, и два самых смелых афганистанца переплыли Пяндж на туреуках и попросили у русского командира разрешения потрогать этого... «бога»! Им разрешили; летчик Баранов, стоя на фюзеляже, произносил речь. В тот день я познакомился с летчиком Барановым, с летчиком Машковым и бортмехаником Яницким; они были весело настроены и радовались, что их второй рейс на Памир совершился так удачно. А в тридцать втором году мне посчастливилось присутствовать здесь, в Тыме, при событии, в ту пору для Памира исключительном. 23 августа 1932 года на новом хорогском аэродроме был устроен аэропраздник. Он так и назывался: не авио, как мы говорим сейчас, а аэропраздник. Накануне сюда прилетел самолет из Сталинабада. И решено было собрать с утра в аэропорту население Хорога и ближайших кишлаков, впервые устроить публичные полеты. Многие сотни людей собрались с утра: дехкане из Хорога, из Поршнева, из Сучана — со всех сторон. Люди шли с семьями, — никогда прежде вместе с мужчинами не собиралось столько женщин! В белых покрывалах, скрывавших от мужских взоров нижнюю часть лица, женщины шугнанки расположились большою отдельной группой. На афганском берегу тоже собрались сотни любопытствующих людей. Работники обкома и исполкома, сотрудники Таджикской комплексной экспедиции, летчики выступали с речами. Красные флаги, плакаты расцветили замкнутую серыми крутыми горами долину Пянджа. Многие шугнанцы пришли со своими старинными струнными инструментами: дуторами, сэторами ирабобами, и мотивы старинного «печалования» сливались с гулом опробываемого мотора самолета. Летчики объявили, что первый рейс над Хорогом будет бесплатным и что лететь может любой шугнанский дехканин — кто хочет. Никто из шугнанцев не решался подойти к самолету, страх перед неведомою машиной был сильнее любопытства. У самолета стояли коммунисты и комсомольцы из местного шугнанского руководства, с большой охотою готовые совершить полет. Но гораздо важнее было; чтобы захотел лететь какой-либо дехканин — землепашец или садовод. Летчики долго ждать не могли. Мотор самолета «Р-5» работал, тихонько крутился винт. Из огромной толпы медленным шагом вышел белобородый старик, в белом суконном халате, в сыромятных пехах и шерстяных узорных чулках — джюрапах. Лоскут ветхой материи заменял на его голове чалму. Он вышел и остановился, обернувшись к своему народу, торжественный, гордый, заговорил. Он говорил о том, что он старый человек, он, Одильбек из Сучана. Он прожил много лет, и его жизнь уже мало стоит, и если он умрет — ничего, пусть живут молодые! «Советская власть — наша власть, — говорил Одильбек,— сделала для нас много. Советская власть каждый день показывает нам новое. Много нового, хорошего мы узнали. Теперь советская власть просит: кто хочет слетать на небеса и вернуться опять на землю? Кто хочет быть первым из моего народа? Хорошо! Пусть я буду первым!» И старик Одильбек торжественно провозгласил, что он готов полететь в небеса и если останется там — «ничего, разве я пожалею жизнь для советской власти?» Если вернется, «тогда все наши люди станут летать, крылья вырастут у моего народа!» Речь старого Одильбека была очень торжественной, он отвечал за весь свой народ, как в древности, богатыри — палавоны, выходившие один на один бороться с драконами и побеждать их. Он с готовностью подошел к летчикам, наклонил голову, чтоб поверх чалмы его отрядили в летный шлем. Поверх халата на него надели черное летное кожаное, на меху, пальто. За ним, так же одетый, поднялся второй смельчак, вызвавшийся лететь, — молодой дехканин Назар-Худо. Через минуту самолет был в воздухе. Через две минуты он исчез в раструбе ущелья Гунта. Через пять минут — пять минут поразительного молчания толпы — самолет стремительно пошел на посадку и сел, и вся долина Пянджа огласилась торжествующими криками огромной толпы, которую едва удалось сдержать, чтобы она не хлынула, не раздавила на радостях самолет. Второй рейс самолета был платным. Летели; председатель облпрофбюро Саин-Али Наврузшоев и директор педтехникума Джават-зали-зода. В третий рейс отправились заведующий областным отделом народного образования Гуломшоев и председатель народного суда. Самолет еще был в воздухе, когда, неожиданно для всех, произошло нечто необычайное: со стороны Хорога показалась колонна автомашин, первая колонна, пришедшая в Хорог за все времена существования города. Правда, за год перед тем одна из двух впервые вступивших на Памир автомашин побывала в Хороге, но мало кто из дехкан окрестных кишлаков видел ее, — она пришла и ушла, и только разговоры о ней быстро растеклись по всему Горному Бадахшану. Теперь дехкане, уже возбужденные полетами, уже воодушевленные смелым стариком Одильбеком и дехканином Назар-Худо, воочию увидели восемь украшенных флагами, медленно переваливающихся с камня на камень по еще не приспособленной для автомобилей дороге полуторатонных грузовиков. Это были пришедшие с Восточного Памира в полном составе автоколонна ТКЭ — Таджикской комплексной экспедиции — и две машины Памирстроя. Все восемь машин пришли в Хорог случайно именно в этот день! Я помню восторг, охвативший всех, кто находился в тот день на берегу Пянджа, — всех до единого человека. Боюсь, что не разделяли этот восторг только шоферы автомашин и начальник автоколонны Г. Н. Соколов, которых толпа стащила с машин в ту минуту, когда, развернувшись и подровнявшись, они остановились. Запыленных, усталых водителей обнимали, целовали, качали, мяли столь эмоционально, что нам пришлось приложить немало усилий для их освобождения. Аэропраздник в Хороге не забудет никто из тех, кто на нем присутствовал. С того дня местные жители, памирцы, стали пользоваться воздушною трассой Хорог — Сталинабад. С того дня хорогцы стали пользоваться автомашинами для поездок в Мургаб и Ош. В наши дни рядом с Тымом вырос новый, весь в зелени, кишлачок — маленький поселок Хорогского авиапорта, с двухэтажным белым чистеньким зданием вокзала в центре. Под тополями стоит трактор, которому зимой приходится разгребать снег на аэродроме. Автомашины «Победа», два автобуса, десятки грузовиков всегда снуют под деревьями авиапорта, здесь всегда оживленно и весело. В 1930 году здесь не было ничего. Медленно миновал я огромный пустырь, что тянулся вдоль берега Пянджа, за мною ехали верхами, жуя на ходу хорогские яблоки, мои спутники. За нами шел маленький караван. У нас было время вглядываться в круто вздымающийся слева за Пянджем склон торного хребта, по которому высоко над рекой разбегаются сады, дома и клочковатые посевы афганского кишлака, что обступил древнюю крепость Кала-и-бар-Пяндж — «Высокую крепость над Пянджем», былую феодальную столицу Шугнана. Она и поныне осталась твердынею феодализма на той стороне. Вот скала — отвесная скала прямо над Пянджем, с которой поныне сбрасывают казнимых, с |
Copyright OOO "BOOM" © 2024 | Сделать бесплатный сайт с uCoz |