Ноҳияи Рӯшон – Rushon region - ناحیهٔ روشان
Дата образования: Образован 27 октября 1932 года согласно решению бюро Горно-Бадахшанского областного комитета Компартии Таджикистана от 25 августа 1932 года «О проведении районирования».
Что означает это название:
Центр: посёлок городского типа Рушан (тадж. Рӯшон), который также известен под названием Вамар, расположен в 65 км севернее города Хорога.
Административное деление
По существующему административно-территориальному делению Рушонский район входит в Горно-Бадахшанскую Автономную Область Республики Таджикистан.
Рушанский район расположен между Язгулемским и Рушанским хребтами. На севере граничит с Ванчским районом , на востоке — с Мургабским районом, на юге — с Шугнанским районом Таджикистана, на западе — с Шугнанским районом Афганистана.
Территория Рушанского района простирается по горам и долинам Юго-западного Памира. С запада он ограничен рекой Пяндж, служащей государственно границей с Афганистаном. Вдоль него проходит Памирский тракт – основной транспортный коридор региона, связывающий Душанбе с районами Горно-Бадахшанской автономной области. Река Бартанг (приток Пянджа), являясь главной водной артерией района, протекает с востока на запад, образуя широкую и глубокую долину. Здесь проживают обособившиеся много столетий назад представители памирских народов: бартангцы и рушанцы, занимаясь орошаемым земледелием (выращивают пшеницу, овощи, плодовые и бахчевые культуры).
Земли района пересекают Язгулемский, Рушанский и часть Северо-Аличурского хребтов. Высота отдельных пиков превышает 6 тысяч метров. Это сейсмически активный район. Сюда часто приезжают исследователи гор и ледников, а также альпинисты. К району относится часть акватории Сарезского озера, что образовалось в 1911 году вследствие землетрясения и воспоследовавшего оползня, который преградил долину реки.
Рушанский район лежит на землях исторической области Рушан. Так же называется и административный центр (он известен также под названием Вамар), раскинувшийся у впадения Бартанга в Пяндж на Памирском тракте. Район появился в 1932 году, а до этого его земли с начала 20 века принадлежали Российской империи, а до того были бекством в составе Бухарского эмирата. В течение эпох этим краем владели разные державы, но быт и традиции памирцев Рушана оставались практически неизменными.
Рушанский район с востока на запад пересекает река Бартанг.
В состав Рушанского района входят 7 сельских общин - джамоатов:
|
Расстояние от центра района до джамоата, км. |
||
|
Бартанг |
||
|
Бар-Рушан |
||
|
Басид |
||
|
Пастхуф |
||
|
Рушан |
||
|
Савноб |
||
|
Шидз |
||
Как добраться до Рушонского района
Доехать до Рушонского района можно 2-я путями:
1. Через г. Душанбе. Необходимо из аэропорта г. Душанбе добраться до места ___________. Стоимость аз аэропорта до этого места на такси ______$. Здесь расположена автостоянка такси направляющихся в Рушонский район. Обычно таксисты набирают полный комплект пассажиров и направляются в путь. Стоимость 1 места в такси зависит от сезона. В любом случае необходимо торговаться с таксистами. Расстояние от г. Душанбе до центра Рушонского района - ___ км
2. Через г. Хорог.
Расстояние от г. Хорог до центра Рушонского района - _____ км
История района
09.09.1991 г.- по настоящее время Рушанский район ГБАО Республики Таджикистан
06.01.1965 - 09.09.1991 г.г. Рушанский район ГБАО Таджикской ССР
06.01.1965 г. Рушанский район был вновь образован
1962 - 06.01.1965 г.г. Рушанский район был ликвидирован
27.10.1932 -1962 г.г. Рушанский район ГБАО Таджикской ССР
30.03.1949 г . Ликвидированы сельсоветы: Дерзуд, Шуджанд, Шипад
Число сельсоветов: 5 (30.03.1949 г): Рушон, Шидз (центр: Вознавд) +3
1941 г.
Территория: 0,9 тыс. кв.км. (1941)
Число сельсоветов: 8 (1941): Дерзуд, Шуджанд, Рушон, Шипад, Шидз (центр: Шидз) +3
Центр: деха Калъаи Вамар
Территория:
Число сельсоветов: 8 (15.07.1934 г.)
Число населённых пунктов: 13 (15.07.1934 г.)
Число населения: 6000 чел. (15.07.1934 г.)
В 27.10.1932 года образован согласно решению бюро Горно-Бадахшанского областного комитета Компартии Таджикистана от 25 августа 1932 года «О проведении районирования».
16.10.1929 - 27.10.1932 г.г. Рушанская волость ГБАО Таджикской ССР, Центр: Калъаи Вамар
16.09.1925 - 16.10.1929 г.г. Рушанская волость Хорогского района ГБАО Таджикской АССР
Состояло из 19 аксакальств (сельских общин)
Численность населения: 5465 (на 1926 г.)
30.04.1918 - 16.09.1925 г.г. Рушанская волость Памирского района Туркестанской АССР
17.03.1876 - 30.04.1918 г.г. Рушанская волость Памирского района Ферганской области Туркестанского края
До 17.03.1876 г. автономное Рушанское бекство в составе Бухарского эмирата
Число сада (административная единица): 6
Достопримечательности:
Интересные факты:
Природа
В центральной части Горно-Бадахшанской области республики Таджикистан, на площади в 5,87 тыс. кв. км расположился Рушанский район. Район расположен в пределах горных систем Язгулемского и Рушанского хребтов западного Памира. Административным центром является поселок городского типа Рушан, расположенный в 65 километров к северу от столицы области – города Хорога.
Исторические факты:
Путешествия по Памиру Автор: Павел Лукницкий
ГЛАВА XVI ТРОПА ПО ПЯНДЖУ В Рушане
От Сохчарва до старинной столицы Рушана — Кала-и-Вамара — один дневной переход каравана или, как ездят теперь, часа полтора пути в автомашине.
На середине этого пути, вправо от прежней летовки (а теперь — кишлака) Пас-Хуф, прорезью в высоких скалистых горах поднимается крутое ущелье. Там, вверху, — изолированная от всего мира узкая долина Хуф. Ее жителям посвятил свои многолетние исследования известный этнограф М. С. Андреев. Когда в 1907 году, возвращаясь верхом из Индии в Туркестан, он посетил это селение впервые, то оказалось, что он первый русский человек, проникший в эту замкнутую, неведомую внешнему миру долину.
«До этого времени, — сообщает М. С. Андреев, — как это ни странно, но и самое существование ее не было известно даже начальнику русского памирского отряда, штаб-квартира которого находилась в Хороге — километрах в 50 от Хуфа, вверх по Пянджу...»
Вновь посетив эту долину в 1929 и 1943 годах, М. С. Андреев получил возможность не только написать свой замечательный труд о патриархальных отношениях, о необыкновенных обычаях, верованиях и других особенностях местного хуфского населения, но и сделать заключение об удивительных переменах, внесенных в жизнь хуфцев советским колхозным строем.
Даже и в наши дни почти никто из пассажиров бесчисленных автомашин, пробегающих из Хорога в Рушан по Пянджу, не заглядывает в эту долину: тропинка, вьющаяся от Пянджа, крута. Кому придет в голову подниматься по ней, если у него нет прямого отношения к делам хуфского колхоза «Аскар-и-сурх»?..
Перед устьем Бартанга долина Пянджа широко распахивается. Береговые склоны высоких гор отступают один от другого километра на два, на три. Воды Бартанга растекаются десятками рукавов, — только здесь и можно переправиться через эту многоводную реку вброд.
И в прошлом веке и в нынешнем — до середины тридцатых годов — здесь всегда содержались три-четыре пары верблюдов, на которых и совершалась переправа через Бартанг. Так, чтоб не подмочить вьюков, в этом месте не раз перекладывал их с лошадей на верблюдов и я. Впрочем, сами мы, всадники, сотрудники экспедиции, привыкшие на Памире ко всяческим рискованным речным переправам, не оставляли здесь седел своих лошадей. И хотя вода здесь касалась не только стремян, но и крыльев седел, переправлялись верхами.
«Воды разных рукавов реки, — записал я однажды в дневнике, — сливаясь и прыгая волнами на мелях, образуют много сталкивающихся течений, иногда почти встречных одно другому. Все они отражают краснеющий блеск заходящего солнца, оно низко над поверхностью воды, вода горит серебром и золотом, мчится так стремительно, что кружится голова. Сверкающая, слепящая глаза вода обдает нас пеной, бурлит и стучит камнями, обгоняя нас, заливается мне за голенища. Моя лошадь держится отлично. Переезжая верхом такую воду, надо в седле отклоняться в сторону течения, чтоб возместить угол наклона наваливающейся на течение лошади. И приходится преодолевать инстинкт, заставляющий наклоняться как раз в другую сторону: туда же, куда и лошадь. Инстинкт обманывает и может привести к падению лошади вместе с всадником, а это в памирских реках нередко кончается гибелью обоих...»
Опытом мы уже обладали немалым, и потому все переправы верхом на лошадях для нас обычно оканчивались благополучно.
В пятьдесят втором году никаких верблюдов здесь я уже не увидел, а легко и просто, не выходя из кабины грузовой автомашины, переправился на надежном пароме, там, против кишлака Шуджан, где единый поток Бартанга еще не разбежался на рукава.
С нетерпением приближался я к старинной крепости Кала-и-Вамар, памятной мне с тех лет, когда в ней еще жил прежний правитель Рушана, старый хан Абдул-Гияз. Он сдавал в аренду красноармейскому посту и помещение крепости и хороший плодовый сад, а взамен ему и трем его молодым женам постом были выстроены два маленьких домика в саду, у самой стены над Пянджем (теперь этих домиков не существует).
В тридцатом году, остановившись в Кала-и-Вамаре на гостеприимном красноармейском посту, я побывал в гостях и у хана. В моем путевом дневнике от 23 августа того года записано:
«...После обеда в крепости, иду через сад к хану Абдул-Гиязу. В саду меня встречают красивые девушки, объясняют: дальше нельзя, там — марджи, жены хана. Зовут его. Он выходит, высокий, дипломатически приветливый старик в туфлях на босу ногу, в серых штанах, в жилете афганского покроя поверх серой рубашки, подпоясанной красным платком. Садимся под яблоней, служанка выносит сушеные абрикосы на деревянном блюде, затем — чай («без сахара!» — извиняется хан). Хоть и с трудом, но объясняется он по-русски.
На воткнутой ханом в землю толстой палке, охватив когтями ее шарообразный, украшенный мелкой бирюзой набалдашник, сидит, прислушиваясь к нашей беседе, старый ручной сокол, с которым хан некогда охотился...
Абдул-Гияз (мне известно о нем, что он тайком занимается контрабандной продажей опиума) рассказывает мне о себе. Чванливо перечисляет все ветви своей родословной, хвалится своим прапрадедом — «большим ханом, владевшим Шугнаном и Рушаном» и «взявшим однажды Кашгар». Рассказывает о своем детстве в Кабуле, куда его отец был доставлен закованным в кандалы по приказанию эмира Абду-р-Рахмана; о медресе, где учился вместе с Амануллой-ханом; о бегстве в Россию в период первой мировой войны...
Затем Абдул-Гияз показывает мне тщательно завернутый в белый платок обрывок черной парчи, привезенный из Каабы его отцом, — на лоснящейся парче вижу матовые части крупных арабских букв. Потом хан читает свои стихи, демонстрирует свое искусство в игре на примитивной трехструнке и, наконец, приносит серьги с алмазами, купленные по его словам за большие деньги, и просит сказать, хороши ли эти заделанные в золото алмазы?... Передо мною грубая подделка, не алмазы, а горный хрусталь, и старик весьма огорчается, когда я ему говорю об этом...»
Абдул-Гияз-хан умер через год после моей встречи с ним, объевшись опиума. Старое реакционное духовенство называло и его могилу «вамар», то-есть «свет», стараясь превратить ее в доходное место поклонения. Народ Рушана, однако, на том месте, где была могила хана, поставил другой источник света: в 1952 году я увидел здесь, в устье реки Одуди, маленькую, достраивающуюся колхозную гидроэлектростанцию. Слово «вамар» — «свет» теперь относилось к ней.
Сторож и завхоз станции Азизмамадов Палла узнал меня и напомнил, что в 1932 году именно он был одним из носильщиков, шедших со мною на ледопад Кашал-аяк. А теперь он почтенный отец семейства. Его старший сын служит в Советской Армии, его второй сын — Меджнун Палаев — учится в десятом классе средней школы в кишлаке Барушан и скоро станет студентом. Его дочь учится во втором классе, а двое последних детей еще не доросли до школьного возраста.
Азизмамадов Палла и сам теперь грамотный человек, зрелым мужчиной окончив семь классов школы, живет он неплохо, и есть у него медаль «За доблестный труд в Отечественной войне», и его имя упоминалось в рушанской районной газете, потому-что он недурно работал на строительстве Дирзудского оросительного канала и еще потому, что до пятьдесят второго года был заведующим колхозной фермой и считался передовиком.
Я разговаривал с этим старым своим знакомым (которого не сразу узнал), размышляя о разных судьбах людей, о том, какими были рушанцы во времена Абдул-Гияз-хана и какими стали теперь. И я, наконец, вглядываясь в черты лица моего собеседника — плотного, коренастого человека, хорошо узнал моего спутника по подъему на легендарный Кашал-аяк: Азизмамадов Палла был тем самым Азизом, который пришел за мною вместе с альпинистом Коровиным, чтоб проводить меня на ледник Федченко. Каким робким, неграмотным, неведающим был этот человек тогда! Но он тогда проявил большое мужество, решившись устремиться в страшные для темных в те годы рушанцев, неведомые им Высокие Льды!
В новом свете видел теперь я весь ставший районным центром Рушан, прежний кишлак Кала-и-Вамар. Я прожил в нем несколько дней, знакомясь с рушанскими колхозами, одними из самых богатых и благоустроенных на Памире, хотя в Рушане и до сих пор нет МТС (а она могла бы быть, могла бы своими тракторами поднять немало целинных земель в широкой здесь пянджской долине!). Моя полевая тетрадь полна записей о новых, высокоурожайных сортах абрикосов, таких, как «рама-туллоэ» и «гуро-и-балх», в садах рушанского колхоза «Социализм»; о виноградарстве, картофелеводстве и шелководстве; о шестистах деревьях «чормакса» («четыре мозга») — грецкого ореха, и пятнистых яблонях, и почти трех тысячах тутовых деревьев, прекрасных сортов: «бедона», и «усляй», и «хит-хог-дуд», и «музафари», и «чаудуд», и «халангдуд», и «нирдуд», и черноягодных «шаартут», и «тыыр-дуд»...
Груши, вишни, черешни, яблони, персики — сотни и тысячи саженцев каждый год высаживаются колхозниками и школьниками Рушана.
Газета «Советский Рушан» часто критикует районные организации, работу правлений колхозов, райшелка, автотранспортников, взрывпрома, медработников, директоров школ. С возмущением пишут сельские корреспонденты газеты, что в 1954 году в Рушане сменилось четыре директора промкомбината; что сельэлектро не выполняет своих договоров с колхозами; что невкусно готовят обеды в столовых; плох ассортимент товаров в магазинах кишлаков Вознаута и Дарджомча. Да! Коммунисты и комсомольцы борются с множеством недостатков и неполадок, наблюдаемых ими.
Но кто теперь вспоминает о той борьбе, что велась здесь двадцатилетие назад? Такие слова, как «опиум», «оспа», «холера», «басмач», уже забыты в Рушане. Даже слова «ликбез», «бедняк» уже никому не нужны.
В богатом колхозном Рушанском районе — лучшие на Памире средние школы-десятилетки, такие, как в кишлаках Барушан и Дирзуд, расположенных в широко раскинувшейся долине Пянджа.
Я посетил барушанскую среднюю школу имени Ленина. В ней тридцать учителей, из них четыре с высшим образованием и восемь с незаконченным высшим. Из шестисот выпускников этой школы многие десятки получили высшее образование в Сталинабаде, Ташкенте, Ленинграде, Москве. Музыканты, оканчивающие Московскую консерваторию; офицеры в званиях майоров и подполковников; артисты и артистки, известные всей стране; художники, режиссеры, врачи, инженеры и агрономы — вот те уроженцы Рушана, что, став советскими интеллигентами, работают и учатся во всех районах Таджикистана, в разных городах всей Советской страны. Больше ста человек, окончивших высшие или специальные средние учебные заведения, вернулись в Рушан и теперь работают здесь.
Рушан справедливо считается кузницей кадров памирской интеллигенции. Людей, получивших среднее и высшее образование в нем, пожалуй, больше, чем даже в Хороге.
А я хорошо помню, когда медленно-медленно, от кишлака к кишлаку, в которых не найти было азбучно грамотных людей, двигался караван экспедиции, а навстречу ему шел полтора месяца из Сталинабада в Кала-и-Вамар караван с почтой, с газетами, устаревшими на полгода. И измученные лошади экспедиции, израненные почтовые ослики срывались в Пяндж на обрушивающихся оврингах.
У меня есть рассыпающаяся рукописная книга — «Тавиз-китоб». Ее страницы желты, — бумага сделана из тутового корня. Этой книге приблизительно четыреста лет. Она написана неизвестно кем. Я купил ее в 1932 году у брата ишана Юсуф-Али-Шо — дряхлого духовного грамотея Шо-зода-Магомата. Он сказал, что это «Книга Тимуров». Вот единственный вид литературы, какую тогда можно было встретить в Бадахшане.
Теперь в рушанских библиотеках я видел многие тысячи книг. В кишлачных чайханах-читальнях памирцы на родном и на русском языке читают Пушкина и Горького, Ленина и Сталина, романы своего классика Айни, «Индийские баллады» Мирзо Турсун-заде и поэмы о Пяндже своего Миршакара.
На тридцать пять километров тянется по почти недоступным скалистым обрывам, высоко-высоко над долиной Пянджа, великолепный Дирзудский канал, построенный в 1938—1939 годах. Этот канал, обеспечивший водой половину Рушанского района, — подлинное чудо строительного искусства горцев, свидетельство их необыкновенной трудовой доблести. Из кишлаков долины, всматриваясь простым глазом в нависшие на чудовищной высоте скалы, этот канал разглядеть можно только едва-едва. Все население Рушана строило этот канал, так же как все население Рушана строило в 1940 году автомобильную дорогу — Западно-Памирский тракт имени Сталина — в таких же отвесных скалах. Это был не только добровольный труд, необходимость которого сознавалась каждым рушанцем. Это был труд, в котором впервые весь рушанский народ зажегся одним порывом, ощутил вдохновение строителей своей судьбы, своего счастья. Каждый знал, что вода и дорога дадут рушанцам все, о чем они прежде едва смели мечтать.
Построив Дирзудский канал и Памирский тракт, построив колхозы и школы, советские рушанцы узнали большее: они узнали, что на этой стороне Пянджа есть радость в сегодняшнем дне, уверенность в завтрашнем, а значит, есть счастье, которого у другой половины рушанского народа, — у рушанцев, живущих на т о й стороне реки, — нет!
«...Светлые сердца у рушанцев, прозрачные, как стекло. Всю печаль с сердца странника снимают!»
Так в XI веке сказал, пройдя через Бадахшан, предтеча современных таджикских поэтов Шо-Насыр-и-Хосроу. Как странник, несколько раз прошедший через Рушан, я подтверждаю справедливость слов большого поэта древности!
В теснинах Пянджа
Просторен Рушанский район, но только для тех, кто привык к теснинам. Разве это простор, если между двумя горными склонами всего каких-нибудь пять километров? На дно глубокой продолговатой чаши похожа в Рушане долина Пянджа... Впрочем, разве только похожа?
«...Долина р. Пяндж, между к. Хыць (правильно: Хидз. — П. Л.) и Кала-и-Вомар, бывшее обвальное озеро, чрезвычайно живописна и красива...»
Эти слова написал в своем отчете геолог Д. В. Наливкин, впервые в 1915 году совершив путешествие на Памир.
Итак, Рушан — дно бывшего озера. Оно существовало тогда, когда Пяндж еще не мог пропилить грандиозный Язгулемский хребет, когда, подпруженный им, метался, ища себе выхода, и сворачивал вдоль хребта на запад, на юго-запад.
Барзуд, Дирзуд, Барушан, Дерушан — вот и все кишлаки советского Рушана, расположенные в спокойной долине, там, где могучая река, разлившись на множество рукавов, образовав травянистые острова, словно отдыхает перед новой схваткой с громадами скал. Уже у Ваамта, готовясь к бою с этими громадами, Пяндж собирает свои рукава в одно русло, словно полководец, собирающий под одно знамя полки. Вокруг нависают утесы. Кишлак расположен среди низвергнутых скал. Легенда гласит: на проходившего здесь Шо-Насыр-и-Хосроу кишлак произвел такое удручающее впечатление, что он назвал его «вамд» («сумасшедший») и добавил: «бебин бегузор», то-есть: «увидев — проходи».
Ниже Ваамта Пяндж вдруг под прямым углом поворачивается на северо-запад. Долина стремительно сужается, и в конце ее, размещаясь уже на исполинских глыбах древнего обвала, лепится красивейший кишл