ИЗ КОКАНА
СВЕДЕНИЯ О ПУТЕШЕСТВИИ ПО КОКАНСКОМУ ХАНСТВУ
А. П. Федченко в 1871 г.
Из Кокана.
I.
Исполняя данное мною обещание пишу к вам первую корреспонденцию мою, уже из пределов Коканского ханства. О путешествии пока много сказать не могу: очевидно, что оно в полном размере начнётся лишь после посещения хана. Отсюда (из г. Махрама) я хотел послать с банкой за горным маслом (Хаджи-Юнусова), но мне отвечали, что без разрешения хана это невозможно. Впрочем на недостаток предупредительности и любезности жаловаться нельзя; извещенные предварительно, и уже имеющие предписания из г. Кокана, власти приготовляют помещение, еду, и выезжают на встречу. Здешний бек (махрамский), правда, не показался, но назначил чиновника с палочкой (юз-баши), для исполнения наших желаний. В Махраме мы ночуем и после завтра прибудем в Кокан.
Вообще начало путешествия нашего убеждает, что мы будем совершать его с полным удобством и безопасностью. Единственно, что могло представить затруднение, — волнение в стороне Каратегина, устраняется: еще в Ходженте я получил сведение, что возстание подавлено и на днях казнен в Кокане последний из взятых 12 мятежников, и притом казнен самым варварским образом: на одном мосту ему отрубили нос, повели на другой и там отрезали уши, на третьем—руки, и наконец на четвертом— голову.
Ходжент возбудил к себе мое внимание: это город многих, и притом самых важных для здешнего края производств (шелководство, хлопок, крашение, ткачество); к тому же в Ходженте есть все условия для дальнейшего развития этих и многих других отраслей промышленности: благоприятный климат, трудолюбивое и понятливое таджикское население, близость каменного угля, соседство с богатым Коканом, нахождение на Сыр- Дарье. Относительно болезни шелковичного червя сведения утешительные: болело мало, а в Ташкенте, как говорят, обнаружилась болезнь только у Хаджи-Юнусова. Количество полученных в нынешнем году в Ходженте коконов огромно. Семяна, оставшиеся от прошлогодней заготовки для вывоза, все были пущены на выводку. Это повело за собой недостаток тута и цена на него поднялась более чем втрое: за осла (пять снопов) платили от 1 р. 40 к. до 2 р., тогда как в прошлом году самая дорогая цена была 60 к. Повышение цены на тут не оправдало расчетов на большой барыш, да к тому же и цена на коконы упала: вместо 14—16 (1870 г.) они стоят около 6 руб. 30 к.; были сделки даже по 4 руб. В настоящее время делаются большие закупки; так напр. Арзамат-ходжа купил на 2000 тиллей коконов, для отправки в Бухару.
II.
Я откладывал сообщение дальнейших подробностей о моем путешествии до представления хану, потому что тогда только мог разрешиться вопрос: какие местности ханства будут доступны нашим наблюдениям. 12-го июня наконец последовало представление. Хан принял меня в своем дворце. Аудиенция ограничилась только тем, что он прянял письмо, которое я должен был вручить от имени г. генерал-губернатора, спросил о его здоровье, прочел все письмо и сказал: “якши” (хорошо). Затем нам показали несколько комнат дворца, надели халаты, и—мы возвратились домой. Слово: "якши" было разрешением мне путешествовать по Коканскому ханству.
На другой день я много говорил с мехтером о подробностях путешествия. Он описывал самыми мрачными красками горные дорожки, рассказал, что будто бы горные жители, для безопасности при ходьбе по горам, привязывают поперег своего тела длинную палку, чтобы при падении было чем зацепиться, и т. п. Я поблагодарил его за эти сведения, но сказал, что надеюсь на себя и на О. А. (А. Федченко) потому что уже и прежде приходилось нам путешествовать по дурным, горным дорогам. Из местностей, упомянутых в письме г. генерал-губернатора, мехтер указал только на Терек-даван как на место, опасное для нашего посещения, уверяя, что близко по ту сторону гор стоит кашгарский пикет, который конечно, при слухах о нашем путешествии, будет усилен. Решили пройти по дороге к перевалу, на сколько можно.
Кокан я успел осмотреть довольно бегло: подробно осматривал я только писчебумажную фабрику, потому что заведения этого рода составляют в Средней Азии большую редкость: кроме Кокана они находятся еще только в с. Чарку. Относятся к нам в высшей степени ласково и предупредительно; гостеприимство—полное. Вообще нам можно быть вполне довольными, и если кое что делается не вполне так, как бы хотелось, а главное — медленно, то это происходит единственно от привычки или от неуменья. При разъездах по городу, нас сопровождает почетный конвой, который нещадно разгоняет палками любопытных. Для сопровождения экспедиции в пределах ханства, назначен Караул-беги Абду-Карим, с семью джигитами, а чтобы мы везде имели беспрепятственный проезд, хан снабдил меня открытым предписанием ко всем начальствующим лицам. Привожу в переводе это предписание:
“Правителям, аминам, серкерам и другим начальствующим лицам округов: Маргелана, Андиджана, Шалархана, Аравана и Булакбаши, и городов: Уша, Учь-Кургана, Чемиана, Соха, Испары, Чарку и Варуха, да будет известен сей высочайший приказ: шесть человек русских и в числе их—одна женщина, с семью служителями, едут видеть гористые страны, почему повелевается, чтобы в каждом округе и в каждом месте их принимали, как гостей, чтобы никто из кочевников и сартов их не трогал, и чтобы упомянутые русские совершили свое путешествие весело и спокойно. Это должно быть исполнено беспрекословно!".
К открытому предписанию приложена именная печать Сеид-Мухаммед-Худояр-хана.
Маршрут, который я первоначально составил, был следующий: из Кокана я предположил ехать в Испару, откуда горами пробраться в Марглян, делая экскурсии к снеговым горам, по долинам рек: Испары, Кокана и Шагимардана. Дальнейший маршрут должен был определиться в Маргляне, по согласию с султаном Мурад-беком.
17-го июня мы отравились в первую нашу экскурсию на Испару. Первый ночлег мы имели в с. Яйпан; отсюда уже не далеко и граница культурной полосы. Она оканчивается у равата Карим-диваны, который теперь из заезжего двора переделывает его в свою гробницу. У Равата же дорога входит в ущелье Ляккон-дагана, по которому течет солёный ручей. Вид отсюда на долину Ферганы чрезвычайно живописен: такой массы культурной зелени я ни разу еще не видал в Средней Азии. Сады и поля непрерывно идут до г. Кокана и далее, к Сыр-Дарье. Направо н налево они тянутся тоже почти непрерывно и только близ подошвы невысоких, конгломератовых гор, остаются пространства невозделанной земли. Все это богатство садов и полей обусловлено множеством арыков, веерообразно отходящих от горных речек, там где они выходят из гор на степь.
Ущелье Ляккон довольно широко. Дорога по нем проходит арбяная; местами дорога переходит через узкие, каменистые теснины, но до самой Испары остается удобною для колесной езды, и мы встретили очень много арб, возвращавшихся с испаринского базара. Дорога эта имеет только одно неудобство: на протяжение 25 верст она безводна. Горы состоят из конгломератов, третичных глин и гипса; здесь ломают много алебастра отвозимого в Кокан. В стороне от дороги добывается жерновый камень. Из этих гор текут незначительные соленые ручьи.
Испара и смежные с нею: Чильгазы, Кулькент и Ляккон лежат в обширной долине, тянущейся с востока на запад, и лежащей уже значительно выше коканской степи.
Испара — древняя Асфера, сообщившая свое название целому хребту гор (Асферахские горы у Гумбольдта) не имеет никаких остатков глубокой древности. В самой Испаре древнее всего развалины обширной мечети из жженого кирпича: постройку мечети жители приписывают Абдулла-хану, а потому называют ее: "медрессеи Абдула-хан". В ущелье лежат, на искусственном холме, развалины кургана, который теперь совершенно разрушился, и у жителей не сохранилась даже указаний: кто и когда в нем жил. Выше, на скале есть остатки другого, небольшого кургана; и тот и другой называются жителями Зимвраша.
В Испаре кончается арбяной путь; далее дорога идет по широкому и чрезвычайно живописному ущелью, и верст чрез 18 приводит в продольную (направление в. з.) долину, где лежат села: Сур и Чарку. Чрез ущелье, по которому протекает р. Испара, мы переехали в продольную долину, где лежит село Варух. Общий характер местности здесь следовательно—террасовидный. Селения лежат на продольных площадках, разделенных не очень высокими, скалистыми и совершено голыми горами. Следующие цифры дадут приблизительное понятие об относительной высоте этих террас: Коканская степь 1100', Испаринская терраса 2200 ф., Чаркуйская 3500, Варухская 4600.
Варух—последний кишлак: выше его, в горах лежат пашни варухских жителей, таджиков, а еще выше — летовки (яйлау) киргиз. В этих горах кочуют киргизы кипчаки, и благодаря встрече с одним ханским джигитом Хасаном пяндбаши, мы проехали в Джиптык яйлау, где проводит лето один из кипчакских биев: Катта-Айт-Магомет-бий. Дорога в его аул идет из Варуха, по ущелью Ходжа Чибурган, по которому поднимаются на Джиптыкский перевал имеющий до 12000 ф. высоты (высота барометра 485.2 mm при t=16 0 С). Спуск с перевала чрезвычайно крут; почти прямо под ногами протекает река Джиптык, на высоте 9500 ф.
Весьма любопытна была поездка, которую мы сделали к верховьям Джиптыка. Эту речку должно считать началом р. Испары. Вытекает она из ледника, который лежит верстах в 8 от кочевки бия. Чтобы ознакомиться с ледником, я прошел по склону горы на сколько было можно (около 4 верст) и затем перешел на самый ледник. Начало ледника составляет обширный, продолговатой формы цирк, лежащий вдоль главного, снегового хребта, и на севере запертый скалистыми горами, оставляющими узкий (в 3/4 версты) выход масс льда. Наибольшее протяжение цирка (О W) между высшими точками—до 8 верст. Южный край цирка обставлен девятью пиками, из которых некоторые очень высоки, полагаю, не менее 18—19,000 ф. Самое низкое место между пиками едва ли ниже 14,000 ф. Из промежутков между пиками спускаются в цирк обширные ледники, приносящие большие боковые морены. Эти морены на главном ледник делаются срединными. В том месте, где я был на леднике (около 12.000 ф.) ясно видно было семь рядов камней. Поверхность ледника была [9] изборождена в этом месте множеством ручейков и прикрыта тонким слоем шероховатого льда. Ниже этого слоя был зеленоватый лед, со множеством пузырьков (фирн). Кроме морен, большие и малые камни разбросаны на поверхности ледника и некоторые из них, предохранив лежащий под ними лед от действия солнца, оказались лежащими на столбиках льда, образуя, так называемые, столы. Под этими камнями в изобилии найдено насекомое (Podura), встреченное и на европейских ледниках.
Ниже — морены теряют свою правильность, сливаются и покрывают камнями всю поверхность летника. Нижний конец ледника спускается до высоты 10,000 ф. В прежнее время он имел большие размеры. Это можно заключить из того, что конечная морена, в виде полукруглого вала, лежит саженях в 25 от теперешнего края ледника, и затем на склонах ущелья, над конечной мореной сохранились два уступа, очевидные следы бывших боковых морен. Верхний уступ лежит на высоте 30 саж. над дном долины. Теперешний ледник имеет на конце только около 12 саж. высоты. С края его почти постоянно сыплются камни, увеличивая собой конечную морену. Что конечная морена уже давно отошла от ледника, доказывается множеством растений, выросших между камнями морены. Речка образуется из трех рукавов: средний вытекает из под льда, боковые текут по краям ледника, по временам пропадая под льдом или боковыми моренами. Начало бокового ручья я видел: он каскадом падает из трещины, верстах в трех от конца ледника. Трещины эти широки (до 1 аршина) и воспрепятствовали мне пойти обратно по самому леднику.
Ледник и высший пик, в честь глубокоуважаемого президента нашего общества, я назвал ледником и пиком Щуровского.
Джиптык ниже принимает несколько небольших ручьев и получает название Кереушина. Ходжа-Чибурган впадает в р. Кшемиш. Ниже Варуха Кшемиш и Кереушин соединяются и образуют весьма значительную реку Испару. Экскурсия эта была особенно интересна по множеству альпийских (10,000—12.000 ф.) растений, встреченных вблизи ледника и на перевале Джиптык. Любопытно еще нахождение в этих горах кустарника Caragana, весьма характеристичного для Нарынского края и ни разу не попадавшегося мне в Заравшанской долине.
Вернувшись в Варух, мы отправились городами, чрез киргизское селение Кара-булак, в Сохе. На этом переезде особенно любопытно ущелье Караколь, по которому из террасы, составляющей продолжение Варухской, мы спустились в террасу, соответствующую Чаркуйской.
Из Соха идет дорога в Каратегин; к сожалению, мне не придется проехать по ней: недавнее возстание киргиз сделало эту дорогу недоступной для коканцев. Жители Соха боятся показаться в ущелье, начинающемся близь самого селения. Между тем, судя по рассказам, эта дорога должна быть чрезвычайно любопытна. Трудности ее подали повод к следующим стихам: *** т. е. "если не имеешь надобности, не езди в Зардалю; если нет крайности, не езди в Чаканду; если нет скорого дела, не езди в Ходжа-Шикан".
Трудности дороги заключаются в восьми перевалах, для обхода стремнин реки, в переправе чрез горное озеро, чрез которое переходят зигзагами, по мелким местам, и в переходе чрез Тарак, который есть ничто иное, как большой ледник. Слово тарак значит: гребенка; ледник назван так по множеству трещин, чрез который приходится переходить. Для безопасности привязывают поперег тела длинные палки, чтобы, в случае падения в трещину, зацепиться за края и удержаться, пока подадут помощь товарищи. Выходит эта дорога на каратегинское селение Яркушь, откуда, через Сокау и Калеиоб приезжают в Гарм. Трудности этой дороги не остановили бы меня, но враждебное положение киргиз заставляет выбрать для посещения какой либо другой перевал, лежащий восточнее.
Повторю еще раз, что гостеприимством и предупредительностью коканцев я вполне доволен и вообще есть надежда на успешный исход предпринятого путешествия.
В кишлаке Сох мы сделали дневку; прямо ли поедем отсюда в Марглян, или сначала посетим Шагимардан, еще не решено.
III.
Из письма А. П. Федченко, отправленного 2-го июля, из с. Шагимардана, видно, что встретились некоторые затруднения для дальнейшей поездки нашего неутомимого естествоиспытателя к горным перевалам, ведущим в Каратегин. В начале юз-баши Таш Магомет охотно вызвался сопровождать экспедицию А. П. Федченко; но 2-го июля жители Шагимардана явились к караул-беги Абду-кариму, и заявили, что они считают опасною поездку к перевалу Караказук. По их словам, с той стороны перевала легко может быть произведено нападение, даже единственно для того, чтобы сделать неприятное хану, явно покровительствующему путешествующей по Кокану ученой экспедиции.
Так как коканский хан указывал только на опасность экскурсий к стороне перевала Терек - даван, ведущего в кашгарские владения, и разрешил произвести экскурсии к стороне Каратегина, то А. П. Федченко указал на это обстоятельство в письме своем к мехтеру и заявил, что он останется пять дней в Шагимардане, в ожидании ответа от коканского хана. Во всяком случае А. П. Федченко, надеется доехать до озера, чрез которое протекает р. Аксу; там уже можно будет узнать наверное: на сколько безопасен дальнейший путь к перевалу Караказук.
Из письма А. П. Федченко видно, что главный источник затруднений в экскурсии к каратегинским перевалам — назначение, для сопровождения экспедиции, караул-беги Абду-Карима, городского жителя, который, кроме больших городов и селений, нигде не бывал и чувствует почти суеверный страх пред горами. Когда экспедиция проезжала из Варуха в Сох, чрез тесницу Каракол, то караул-беги все время читал молитву и со страхом поглядывал на висящие камни. Он же поддерживает и все слухи об опасностях при экскурсии к перевалу Караказук. Неосновательность всех этих опасений видна уже из того, что у подошвы перевала стоят аулы коканских киргиз и в них живут люди юз-баши Таш-Магомета, заведывающего дорогой. Следовательно всегда можно было бы иметь во время сведения о появлении неприязненных шаек, так как конная дорога одна. “Все это, говорит А. П. Федченко, наводит сомнение— удастся ли нам посетить Алай и вообще совершить путешествие в задуманных размерах."
В Шагимардан А. П. Федченко проехал горами, не заезжая в Марглян. Бек марглянский, Султан-Мурат еще не возвращался, а ехать туда, чтобы видеть глиняный город, едва ли стояло. Все это время А. П. Федченко предпочел проработать в горах.