Понедельник
07.10.2024
19:47
Форма входа
Календарь
«  Октябрь 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123456
78910111213
14151617181920
21222324252627
28293031
Архив записей
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 460
Статистика

Онлайн всего: 2
Гостей: 2
Пользователей: 0
Flag Counter

Всё о Таджикистане (или почти всё...)

Загадки Макшеватской пещеры (часть 1)

Д. Худоназаров

Экспедиция графа Бобринского на Зарафшан и загадки Макшеватской пещеры

Начиная писать о первой экспедиции графа Бобринского1, я не ставил перед собой задачу разрабатывать тему Макшеватской пещеры. Изучение находящегося в ней, по преданию, нетленно­го тела ходжи Исхака, который, собственно, и вызывает острый интерес к ней, также не входит в задачу автора. В своей ранней статье2 о графе Бобринском я только парой слов обмолвился о пещере и был уверен, что не задержусь на ней и сейчас, ибо, хотя сам граф и посетил пещеру, но она, судя по всему, его не заин­тересовала. Однако, как оказалось позже, здесь кроется загадка. Граф Бобринской вместе со своими спутниками потратил много времени и усилий, чтобы добраться до Макшеватской пещеры, а в результате не написал о ней ни строчки. В книге3, завершаю­щей таджикский цикл, ученый сопоставляет культуры различных групп населения долины Кухистана и многократно приводит при­меры из жизни таджиков Зарафшана, используя различные сведе­ния из своей поездки 1895 г., но совсем не упоминает Макшеват. В главе книги, посвященной святым местам, мазарам и остонам, также ни слова не сказано о пещере. А ведь это место во многих смыслах неординарное. У меня невольно возник вопрос: что там произошло? Складывается впечатление, что ученый избегает го­ворить о пещере.

Эта загадка подвигла меня на поиски материалов о таинствен­ном подземелье, и в своей работе я отошел достаточно далеко от основной темы. Должен признаться, что в юные годы мой инте­рес к трудам графа Бобринского был продиктован стремлением узнать о прошлом своего народа, о ранних, глубинных пластах культуры предков современных таджиков, а разнообразные ме­ста поклонения, в том числе такого рода, как вышеупомянутая пещера, относятся именно к этому разряду. Будучи кинематогра­фистом и находясь на съемках в различных районах Таджикиста­на, я посещал эти места, интересовался ими. Однако повторюсь: исследование захоронения ходжи Исхака как самостоятельный вопрос не входит в мою задачу. Интерес к нему вызван тем, что пещера привлекала внимание графа Бобринского, изучением жизни и исследовательской деятельности которого я занимаюсь4. Обращение же к фигуре исследователя в контексте этнографии горных таджиков — это попытка ответить на некоторые вопросы истории этнографической науки. Надеюсь, избранный угол зре­ния позволит собрать из разрозненных источников наиболее ин­тересные данные об этой пещере, сопоставить их и представить читателю. В то же время я ни в коем случае не претендую на то, что ответил на все вопросы, связанные с Макшеватской пещерой. Наоборот, мне думается, что пещера и все, что с нею связано, мо­гут послужить точкой опоры для более широких исследований и обобщений. Пещера ждет своих исследователей: этнографов, культурологов, религиоведов, антропологов и, возможно, экс­пертов других смежных профессий. Буду рад, если данная статья пробудит их интерес к ней.

Начало изучения культуры и этнографии горных таджиков

В 1868 г. древний Самарканд был завоеван Россией. К. П. Ка-уфман5, первый генерал-губернатор Туркестана, обратился в Им­ператорское общество любителей естествознания, антрополо­гии и этнографии (ИОЛЕАЭ)6 при Московском университете с предложением принять участие в изучении новообретенных земель. В ответ в октябре того же года Общество командирова­ло А. П. Федченко7 для изучения этих новых земель, с тех пор исследования Обществом Средней Азии стали традицией. За А. П. Федченко последовали другие ученые, главным образом географы и биологи, военные топографы, изредка сообщавшие сведения этнографического характера.

Четверть века спустя, весной 1895 г., под покровительством той же авторитетной научной организации стал готовиться к своей первой поездке в Среднюю Азию граф А. А. Бобринский. Он был намерен добраться до Памира, восточная часть которого была присоединена к России. Но и западная часть высокогорно­го края была в центре внимания генерал-губернатора Туркестана А. Б. Вревского8, который также был сторонником активного изучения региона. Подготовка к экспедиции Бобринского проис­ходила на фоне заключения в 1895 г. соглашения между Россией и Великобританией, безусловно смягчившего более чем 20-лет­нее жесткое противостояние двух империй. Появились более бла­гоприятные условия для изучения далекой новообретенной высо­когорной окраины России на стыке границ Индии и Китая.

Вскоре к сборам в экспедицию присоединился Николай Ва­сильевич Богоявленский9, которого за полгода до этого, летом 1894 г., по окончании Московского университета оставили асси­стентом в Зоологическом музее. Молодого выпускника универ­ситета опекал профессор Н. Ю. Зограф10, который был активным членом ИОЛЕАЭ. Еще будучи студентом, Богоявленский был вовлечен в деятельность антропологического отдела Общества: был добровольным активистом, выполнял различные поручения, слушал выступления путешественников, читал их отчеты, стано­вился свидетелем научных споров. Именно в ИОЛЕАЭ скрести­лись пути графа Алексея Бобринского и Николая Богоявленского, в будущем двух неразлучных спутников.

Руководители Общества, видя готовность графа Бобринско-го финансировать путешествие, хотели, чтобы поездка имела не ознакомительно-туристический характер, а прошла с пользой для науки. Совпадению интересов как самих путешественников, так и общественных во многом способствовал профессор Н. Ю. Зог-раф. Поэтому не случайно под его именем11 был опубликован пер­вый материал первой экспедиции на Памир.

В период подготовки к экспедиции ее участники следили за по­следними публикациями русских и зарубежных авторов о Сред­ней Азии, за новостями оттуда. Поездка И. Л. Яворского12 в Сред­нюю Азию летом 1894 г. привлекла их внимание. В конце того же года Яворский передал в ИОЛЕАЭ для публикации статью о сво­ей поездке в горную часть Бухарского ханства и Самаркандскую область13, в ней много внимания уделено Макшеватской пещере.

Искандеркульская военная экспедиция

После первых сообщений Макшеватской пещере прошло чет­верть века, но дело не сдвинулось, вопросы, связанные с нею, не нашли должного ответа, а лишь обросли легендами и домыслами как местных жителей, так и неосведомленных путешественни­ков. Информация в статье серьезно заинтересовала Зографа и Бо­гоявленского.

Яворский высказывал предположение, что, согласно народной легенде, останки в пещере принадлежат воинам-согдийцам, ко­торые отчаянно сопротивлялись грекам, оказались осажденны­ми в пещере и там от голода погибли. Таким образом, в пещере могли быть останки как согдийцев, древних жителей региона, так и греков-завоевателей. Зограф признается, что именно это объяс­нение вызвало его интерес к привезенным черепам, особо его ин­тересовали останки воинов Александра Македонского. Поэтому первая экспедиция графа Бобринского целенаправленно отпра­вилась из Самарканда прямиком в Макшеватскую пещеру иссле­довать захоронения, искать черепа, собрать и привезти образцы в Москву для дальнейшего лабораторного исследования.

О Макшеватской14 пещере на протяжении последних ста со­рока лет писали многие (об этих авторах будет сказано позже), а начнем мы с первого посещения пещеры русскими исследова­телями. В июне 1870 г. А. П. Федченко оказался в сотне метров от Макшеватской пещеры: она была объектом его интереса, и он отправился обследовать ее, но его чуть ли не на пороге отгово­рили входить туда. Он стал первым автором, написавшим о ней. Приведем отрывок из его книги15.

«18 июня отправились с озера в обратный путь в Сорводу. На этом переезде я и некоторые другие лица заехали в боковое ущелье, где лежит кишлак Макшеват. Нас привлекли рассказы об обширной пещере, в которой будто бы нетленное тело святого16. Поднявшись далеко по ущелью верхом и пройдя еще в гору пеш­ком, мы встретили А. Л. Куна17, который рассказал, что восхожде­ние до пещеры крайне затруднительно. Ему пришлось сначала ползти по гладким и сильно покатым скалам, а потом его подняли на поясе по узкой щели <…> Грот не обширен и составляет не более как узкую расщелину, дно ее покрыто землей, очевидно, навалившейся сверху через существующее отверстие. Через него же и провалился, вероятно, и человек, тело которого до половины находится в земле, а до пояса обнажено». Сам А. П. Федченко, услышав мнение А. Л. Куна, отказался от посещения пещеры. Путешествие было совершено в составе Искандеркульской во­енной экспедиции, которая была сформирована в апреле 1870 г. по приказу генерала Кауфмана по следующей причине. Соглас­но мирному договору 1868 г. между Бухарским эмиратом и Рос­сией, ряд районов Бухарского эмирата отходил к России, в том числе территория Верхнего Заравшана, где беки объявили о сво­ей самостоятельности. Теперь Россия должна была реально при­соединить эти районы к своей территории18. Генерал-губернатор Кауфман придавал большое значение исследовательской части военной экспедиции, он лично выбрал тех, кто должен был вести эту работу. Вот что пишет об этом А. П. Федченко: «Из специалистов были назначены генерал-губернатором в эту экс­педицию: Д. К. Мышенков — по геологии, А. Л. Кун — по эт­нографии, лингвистике и истории, Аминов — для заведования топографическими съемками, произведшимися офицерами Скас-си и Н. П. Старцевым, Л. Н. Соболев — для астрономических определений мест». Начальником экспедиции был назначен ге­нерал А. К. Абрамов19. Сам A. П. Федченко с женой добровольно присоединился к экспедиции в начале июня 1870 г.

В составе Искандеркульской военной экспедиции А. Л. Кун руководил научной группой20. К моменту ее формирования он был уже достаточно известным ученым. В том же 1870 г. в Мак-шевате побывали члены группы барона П. А. Аминова21, произво­дившие в горах военно-топографические исследования верховий Зарафшана. Барон Аминов, со слов побывавших там членов экс-педиции22, сообщает, что «в горах, куда поднялись с большими трудностями лица, пробравшиеся в это столь интересное, по ска­заниям, место, не оказалось ни пещеры в истинном смысле это­го слова, ни святого; путешественники встретили там лишь гор­ную щель и стоявший в ней человеческий скелет, погруженный по пояс в щебень». Барон Аминов высказывает предположение, что это скелет «какого-либо из горцев-пастухов, провалившегося в зимнее время в эту расщелину и в ней погибшего»23.

Следует вспомнить, что А. П. Федченко из своей поездки 1870 г. привез в ИОЛЕАЭ коллекцию черепов из Фальгара и Мат­чи, которые позже стали объектом изучения А. П. Богданова24. В те годы ученые путешественники-естествоиспытатели вели бо­лее широкие исследования, часто выходя за рамки своих дисци­плин. А. П. Богданов25 назвал биолога и географа А. П. Федченко «первым ученым, изучившим Туркестанский край с антрополо­гической точки зрения»26. Н. Ю. Зограф и Н. В. Богоявленский вышли из школы профессора А. П. Богданова, по инициативе ко­торого в 1864 г. при ИОЛЕАЭ был создан отдел антропологии. Поэтому неудивительно, что Богоявленский проявил интерес к антропологическим исследованиям в будущей поездке. В прак­тическом плане он и граф Бобринской могли получить инструк­ции от Зографа: всесторонне обследовать Макшеватскую пещеру, проверить на месте наличие древних захоронений.

Экспедиция графа Бобринского 1895 г.

Ранним майским утром 1895 г. из Москвы на юг России отпра­вился поезд. Нашим путешественникам предстояло проехать по железной дороге от Москвы до Владикавказа, оттуда до Петров-ска27, а там через Каспийское море и далее от Красноводска по Закаспийской железной дороге до Самарканда. В те годы обычно этот маршрут занимал девять дней.

Граф Бобринской в мае 1895 г. с помощью капитана Бар-щевского28 сформировал экспедицию в Самарканд. Отправной точкой всех трех экспедиций Алексея Бобринского был Самар­канд — именно там они формировались и завершались. Капитан Л. С. Барщевский, военный востоковед и коллекционер, присое­динился к исследователям, помог им снарядить экспедицию, на­нял проводников. Капитан уже побывал в Макшеватской пещере, последний раз — год назад, и, вероятнее всего, его участие в экс­педиции было запланировано и взаимно согласовано заранее по просьбе руководителей ИОЛЕАЭ. Также возможно, что рекомендовал Барщевского Веселовский, он как археолог был заинтере­сован в разгадке тайны пещеры. Возможно, граф Н. Я. Ростовцев, военный губернатор Самарканда, командировал своего офице­ра, капитана Барщевского, помочь научной экспедиции графа Бобринс кого29.

Итак, лошади для участников экспедиции приобретены, про­водники готовы, караван снаряжен, и наши путешественники отправились в путь в горы Зарафшана. В последующих экспе­дициях А. А. Бобринской и Н. В. Богоявленский, снаряженные фотоаппаратурой, задержатся в Самарканде дольше, чтобы сфо­тографировать памятные места и архитектурные памятники, бли­же познакомиться с городом.

Первоначально я располагал единственным свидетельством первой экспедиции Бобринского. Это была публикация профес­сора Московского университета, уже известного нам антрополо­га Н. Ю. Зографа «Черепа из Макшеватских пещер», изданная A. A. Бобринским в 1899 г. под общим названием «Зарафшанские горы и Верховье Аму-Дарьи. Поездка графа А. А. Бобринско-го и Н. В. Богоявленского, 1895 г.» Н. Ю. Зограф в предисло­вии к своему исследованию написал: «Граф А. А. Бобринской и Н. В. Богоявленский передали мне для измерения и описания привезенные ими из поездки в русские Среднеазиатские владе­ния и на Памире, совершенной ими в 1895 году, несколько чере­пов <…> добытых ими совместно с капитаном Л. С. Барщевским из холодной Макшеватской пещеры в 1895 г.»30.

В своей первой статье31 о графе я не смог уточнить, что имел в виду Н. Ю. Зограф, когда к Зарафшанским горам прибавил слова «Верховье Аму-Дарьи», и каков был маршрут путешественников в 1895 г. Позже, когда статья была уже в печати, удалось найти убедительные доводы в пользу того, что граф А. А. Бобринской и Н. В. Богоявленский побывали на Памире в 1895 г. Но не только это. Стало ясно, что капитан Барщевский сопровождал их и помо­гал им неслучайно: его, опытнейшего путешественника и знатока географии и культуры Средней Азии, связали с экспедицией, так как ее целью было добраться до Макшеватской пещеры.

Марина Магдалина Бломбергова, профессор Института архео­логии Университета Лодзи32, прислала по моей просьбе фрагмент путевых заметок Леона Барщевского. Согласно его дневниковым записям, он встретился с графом Бобринским и его спутником в Самарканде. Капитан Барщевский по просьбе графа помог им организовывать экспедицию в Зарафшанские горы и стал их про­водником в первой части путешествия. Молодые ученые, по сви­детельству Барщевского, в первый раз отправились в горы. Он повел их по направлению на Пенджикент, позже на Качрут — Сарвода, на морену послеледникового периода с красивыми озе­рами Курук Дара и Кули Калон. Этот маршрут дал возможность осмотреть громадные снежные лавины, великолепное озеро и по­зволил встать лицом к лицу с неприступными вершинами. Далее экспедиция, спустившись с перевала, перешла через реку Пасруд, недалеко от развалин крепости Сарвода, после чего через реку Искандердарья и ее приток Макшеват добралась до сакральной Макшеватской пещеры. Участники этой экспедиции были един­ственными путешественниками, которые согласились на пред­ложение Барщевского провести ночь в очень тяжелых условиях этой подземной пещеры. По возможности они изучили в ней все, что их интересовало.

На время оторвемся от дневниковых записей Леона Барщев-ского. Он не пишет о цели и характере проведенной работы, нет и каких-либо других подробностей о том, что конкретно граф Алексей Бобринской и Николай Богоявленский проделали в пе­щере, и сами путешественники не оставили никаких записей ни тогда, ни после. Попытаемся найти объяснения этому. Прежде всего зададимся вопросом, что же они исследовали в пещере. Мы уже знаем со слов А. П. Федченко, что там увидел А. Л. Кун в 1870 г.

Посетители макшеватской пещеры

Почти четверть века спустя, в 1894 г., И. Л. Яворский во вре­мя своего путешествия по Восточной Бухаре побывал в пещере в сопровождении уже знакомого нам капитана Л. С. Барщевского и дал ее подробное описание33. Своими устными выступлениями и публикациями Яворский оживил интерес к самой пещере и человеческим останкам в ней. И. Л. Яворский в своих утверж­дениях опровергал некоторые заявления, сделанные в 1870 г. Ку­ном и бароном Аминовым (о них — немного ниже). Н. Ю. Зограф в своей работе «Черепа из Макшеватских пещер» приводит боль­шие отрывки из описания Яворского, который придавал самому процессу восхождения к пещере большое значение. К тому же, будучи врачом по образованию, Яворский фиксировал даже фи­зическое состояние, как свое, так и своих спутников: «Наконец мы достигли входа в пещеру. Но прежде чем осмотреться, при­шлось несколько минут отдыхать, ибо чувствовался страшный упадок сил. Я сосчитал пульс у себя и у моих спутников, он был 140 ударов в минуту, дыхательные движения — до 40 в минуту. Было 9 с половиной часов утра»34.

В разные годы в пещере побывали и другие посетители, но нам интересны те из них, кто был там во времена, близкие к путе­шествию графа Бобринского и его спутника. У писателя Мстис-лавского35 в книге «Крыша мира» есть глава под названием «Мак-шеватская пещера», где рассказ от первого лица ведет тот, кто со своими русскими спутниками и проводниками-таджиками шел к пещере в 1896 г. Приведем этот рассказ в сокращенном виде — только то, что относится к самой пещере. Фрагмент показался нам интересным свидетельством, несмотря на то что написан в беллетризованной форме.

«Подъем начался сейчас же за селением, подъем жестокий, круто загнулась тропа на скат вверх, конца не видно. Заложили проводники посохи под локти, размерили ход, медленно качают­ся плечи в лад подъему: признак верный — идти далеко и тяжко. Замолчал поручик: подхватило под ложечкой. Часа через полтора сделали привал. Всухую: ни чаю, ни лепешек даже. Нельзя: к свя­тому идем. После привала подымались уже молча: по трещине. Трещина западала все глубже.

Путь уперся в скалу. Шедший передо мною горец остановился, снял обувь и знаком предложил мне сделать то же. Мы, очевидно, подошли к священному месту. Дождавшись, пока я стянул свои ботфорты и чулки, он легким движением поднялся на выступ скалы, преграждавшей нам дорогу, перебросился через ее невысокий гребень и исчез из глаз. Я перепрыгнул следом за ним — и чуть не вскрикнул. Я стоял на узком, покатом — градусов сорок — карни­зе, от края которого совершенно отвесно уходила вниз гора. Такой же отвес вверх, от верхнего края. Карниз гладкий, словно отполи­рованный. Он тянулся шагов на шестьдесят к черной, причудливо змеившейся трещине. К ней быстрыми упругими шагами, балан­сируя всем телом, продвигался мой проводник. В первый момент я не мог сдвинуться с места: казалось, легче было бы пройти по канату, чем по этому крутому парапету, срывавшемуся в бездну, на дне которой спичечными головками чернели мачтовые сосны макшеватского бора. Тронусь — сорвусь <…> Но окрик за мной подымавшегося горца толкнул меня вперед. Я ступил: босая нога нащупала упор, должно быть, дождем выбитая ямка. И дальше чуть заметные глазу царапинки и вымоины. Кожа ног доподлинно въедалась в эти зацепы <…>

После косого парапета легким виделся подъем по каменной лестнице. Я полез вверх. На площадке место двоим, не больше. Горец прилег и осторожно втянул свое тело в расщелину, шед­шую наклоном вверх — казалось, внутрь горы. Я пополз за ним. И на деле уже через несколько шагов расщелина закрылась за нами; царапая колени о выступы каменного хода, в совершенной темноте мы протащились сажени четыре, быть может, больше: напряжение было слишком велико. Наконец я скорее почувство­вал, чем увидел, что горец встает на ноги. Поднял руку — сво­да над головою нет. Я приподнялся и чиркнул спичку. Мы были в пещере. Проводник торопливо достал из-за пазухи тоненькую восковую — совсем как в наших церквах — свечу и затеплил ее о мою догоравшую спичку. Красноватые дрожащие блики легли на темные порфировые стены, прорезанные по самой середине сво­да ослепительно-белой жилой мрамора. В углу, полузасыпанная пометом, желтела груда черепов.

Сзади послышалось тяжелое прерывистое дыхание. Я вспом­нил о своих спутниках. Они подтягивались один за другим. Никто не сказал ни слова. Мы даже не посмотрели друг на друга. Кто-то из горцев размотал тряпицу: свечи св. Исхаку — по теньге свечка.

Мы купили по одной, доктор, поколебавшись, взял две. Продавец отобрал у нас купленные свечи, и, опустившись на колени, про­полз под аркою, отделявшей нас от второй пещеры. Следом за ним, низко пригнувшись, прошли и мы.

Вторая пещера была обширнее. И здесь верхний свод пересе­кался беломраморной жилой и пол засыпан был сухим пометом голубей, самих птиц не было видно. Горцы столпились у восточ­ной стены, у бугра, накрытого ветхой рваной серою тканью. По­кров сняли: мы увидели темное туловище, запрокинутую назад голову. Тело по пояс в скале, левая рука висит вдоль ребер пле­тью, как переломленная, правой, круто согнутой в локте, Исхак упирался в скалу. Кисть истлела: четко белели на темном порфи­ре фаланги пальцев.

Горцы полукругом присели на пятки — к молитве, свечи по­ставили рядком вокруг коричневой, обвисшей лоскутами тленной кожи спины святого, череп у Исхака длинноголовый, очевидно, из древних насельников. Волоса светло-русые: пучки их сохра­нились на исчерна-темном темени. Тот, что вел меня, забормотал торжественно незнакомую мне молитву. Он обрывал ее через раз­меренные промежутки, и горцы хором тихими взволнованными голосами повторяли последние слова законченной молитвенной строфы:

— Милостив бог, многомилостив…

Полумрак пещеры, оскал зубов сквозь прорванную кожу щек многолетней мертвой головы, зыбкое мерцание свечей, заупокой­ные голоса молящихся странной жутью застилали пещеру <…> Неожиданно поручик перекрестился».

Этот сокращенный отрывок из прозы Мстиславского36 кажет­ся достаточно достоверным и в том, что касается труднодоступ-ности пещеры, и в описании поведения проводников-таджиков. Отрывок частично подтверждает и то, о чем писал Федченко со слов Куна в 1870 г. Мстиславский (Масловский) в 1896–1899 гг., будучи студентом Петербургского университета, совершил че­тыре поездки в Среднюю Азию, изучал местные языки, посетил восточную часть Бухарского эмирата и предгорья Памира37. Он участвовал в антропологической экспедиции в Восточной Бухаре, его путь пролегал от Самарканда до Анзобского перевала, ви­димо, тогда-то он и побывал в пещере38.

С конца XIX столетия многие исследователи различных про­фессий по разным мотивам интересовались Макшеватской пеще­рой. Нам известны те из них, кто написал и опубликовал впечатле­ния о своем посещении подземелья. Среди них И. А. Бржезицкий, И. Кастанье, Н. Н. Корженевский, Н. Бетгер, М. А. Хашимов39. Последним в этом списке оказался современный таджикский прозаик Фирдаус Шукуров40.

В сентябре 1990 г. в Макшевате работала семидневная экспе­диция краеведов из Ферганы, чтобы «увидеть святыню, собрать сведения о ее происхождении, связанные с ней легенды и пове­рья». О проделанной работе опубликована статья В. Л. Огудина41. Краеведы выяснили, что Макшеват посещает множество палом­ников, 50–60 человек в день42, из Таджикистана, Ферганской до­лины и Южного Казахстана. Извлечем информацию о пещере и прохода к ней из этой статьи (в сокращенном виде): «Серпантины приводят к источнику Пандж Чашма (2700 м над у. м.) Здесь из трещины в скале вытекает струйка воды. Считается, что святой Ходжа Исхак проткнул скалу пальцами, желая добыть из нее воду для своих спутников.

Несколько выше этого места тропа становится пологой и до­стигает неглубокой лощины (2850 м над у. м.). Под арчой устрое­на чиллахона (помещение для сорокадневных уединений) <…> Тропа из чиллахона к пещере вначале идет по осыпям и неслож­ным скалам. Затем паломника ожидает наиболее опасная часть пути. На протяжении семидесяти метров тропа идет по высту­пу шириной 0,5–1,5 м вдоль отвесной скалы — обрыв глубиной 200–250 м. Далее идет вверх вертикальная стенка с множеством естественных углублений, служащих ступенями при подъеме. Над ней нависает камень, за которым начинается расщелина, ее края в глубине образуют вход в пещеру. К нему надо подняться по небольшим каменным уступам. Вход в пещеру (3110 м над у. м.)43 обращен на запад. Общая длина пещеры около 100 м, средняя ширина 3–5 м, высота 8–12 м. Пещера заканчивается двумя не­большими залами. Ощущается поток холодного воздуха, идущий из пещеры. Мумифицированные останки человека, почитаемые как тело святого Ходжи Исхака Вали, примерно в пяти метрах от входа, возле стены, несколько в стороне от естественного окна в кровле. Перед мумией небольшая ровная площадка, от которой начинается спуск на две стороны — вглубь пещеры и к выходу. Мумия находится в вертикальном положении. Она по пояс вкопа­на в землистые отложения. Тело окружено полукольцом камней. Правая сторона и лицо мумии обращены к выходу, они сильно испорчены временем, видны кости скелета. На спине и затылке сохранилась кожа, видны короткие рыжие волосы. Правая рука согнута в локте и практически отделена от плеча. Тело обращено на юг, голова повернута на запад-юго-запад <…> Приписываемое мумии древнее происхождение (1200–1400 лет) отражает лишь желание местного населения отнести ее ко времени становления ислама в Кухистане44. По впечатлениям автора, в народе сложи­лись устойчивые представления о силе святого».

Два приведенных отрывка по содержанию не противоречат друг другу, за исключением расположения мумии. В статье Огу-дина истлевшая фигурка находится в пяти метрах от входа, то есть в одном открытом пространстве с входом, у Мстиславско­го мумия расположена во второй пещере. Примерно так же опи­сывает расположение мумии Яворский, побывавший в пещере в 1894 г., за два года до Мстиславского. В поисках объяснения это­му приведем слова Яворского: «Низкая, сложенная из обломков скалистой стены пещеры полукруглая ограда отделяет эти стены от остального пространства пещеры».

Вспомним описание Мстиславского: проводник «опустившись на колени, прополз под аркою, отделявшей нас от второй пещеры. Следом за ним, низко пригнувшись, прошли и мы. Вторая пещера была обширнее. Горцы столпились у восточной стены, у бугра, накрытого ветхой рваной серою тканью. Покров сняли: мы уви­дели темное туловище, запрокинутую назад голову».

Это означает, что местные жители после посещения Явор­ского в 1894 г. и графа Бобринского с Богоявленским в 1895 г. достроили стену, оградили истлевшую фигуру полукруглой сте­ной, а низко посаженная арка послужила входом. Она же низким своим расположением заставляла любого входящего пригнуться, а значит, находиться в низком поклоне при входе по отношению к фигуре святого, и чужой, не проявляющий уважения к святы­не, невольно пригнется перед мумией. Для тех же, кто считал пе­щеру святым местом, было важно, чтобы посетитель, особенно паломник, после входа в пещеру сразу не наткнулся на фигуру Ходжи Исхака. Паломнику надо дать время отдышаться, успоко­иться, приготовиться к встрече с объектом поклонения, собраться с мыслями и гармонизировать их с эмоциями, начать подготови­тельные молитвы и только потом пройти в загороженное место, где расположена мумифицированная фигура. Здесь паломник должен поставить свечу или горящий факел перед собой, про­изнести мысленно в форме молитвы свою просьбу, обращаясь к фигуре. Позже, в советское время, ограду снесли или она сама разрушилась, паломников стало много, начал расцветать биз­нес вокруг пещеры и несчастной фигуры, стало не до традиций и связанных с ними условностей: надо было поднять пропускную способность самой пещеры, расширить ее. Особое мистическое состояние, таинственно-возвышенные чувства, которые должны рождаться у паломника при встрече с объектом поклонения, уже никем не учитывались, а некоторое время спустя о них и вовсе за­были. Паломничество становилось «галочным мероприятием».

Граф Бобринской и его спутники в макшеватской пещере

Однако вернемся к скупой информации из дневниковых за­писей 1895 г. капитана Барщевского: «Добрались до сакральной Макшеватской пещеры. Участники этой экспедиции были един­ственными путешественниками, которые согласились провести ночлег в очень тяжелых условиях в той подземной пещере. По возможности они изучили в ней все что их интересовало».

Безусловно, граф Бобринской и его спутники добрались до пещеры с еще большими трудностями, чем любые другие по­сетители. Ведь за словами Барщевского «молодые ученые в пер­вый раз отправились в горы» кроется мысль, что им было очень трудно. Автору этих строк пришлось вести по горам новичков, впервые ступивших на горную тропу. Самый простой подъем, не над пропастью, а по нормальной тропе вверх, требует от новичка неимоверных усилий, преодоления собственного бессилия, мо­билизации воли. К тому же пещера находится на высоте более трех тысяч метров над уровнем моря в условиях разреженного воздуха, где каждый шаг дается с великим трудом: грудь словно в стальных тисках, ноги обложены свинцом, шага не сделаешь…

Яворский и его спутники провели в пещере, судя по записям, 1 час 45 минут. По его словам, за первой пещерой расположена вторая, лежащая глубже, между собой они связаны узким прохо­дом. А за ними — третья пещера, «которая очень обширна и дно которой ниже, чем у предыдущих, на несколько саженей»45. Явор­ский признается, что из-за отсутствия необходимого снаряжения он не смог спуститься и обследовать крайнюю пещеру.

Наши исследователи в отличие от обычных посетителей рабо­тали там несколько часов, обследовали пещеру всесторонне, как пишет Зограф, им удалось посетить все четыре пещеры, объектом их пристального внимания было наличие других человеческих останков. Барщевский обнаружил, что год назад черепа и кости лежали прямо на дне пещеры, а теперь «оказались спрятанными в такие скрытые места, что для разыскания их приходилось отвали­вать камни и проникать в разные трещины и углубления». После посещения Яворского паломники или местные жители предали человеческие останки в пещере земле, проще говоря, «спрята­ли» — захоронили их, однако в нижних пещерах наши исследо­ватели обнаружили прежнюю картину. Они «не видели знаков уважения перед теми черепами, которые находились» там. Здесь и были отобраны черепа и кости для последующего исследования в Москве. При этом Барщевский успокоил проводников, что это останки «слуг» Ходжи Исхака, и таджики не «особенно проте­стовали против похищения этих черепов». После произведенных Богоявленским пробных раскопок «под останками трупа обнару­жили полуистлевшие позвонки и части тазовых костей». По его мнению, они разрушились от таяния льда и снега, попадающих в пещеру, от увлажненности ее дна.

Сам характер работы подсказывает нам, что Богоявленский был ведущим в «макшеватском деле». Вероятно, он же был энтузиастом в продвижения самой идеи посещения и исследования пещеры. Статья Яворского об этой пещере воодушевила его, поя­вилась интрига для возможного научного открытия: обнаружения там останков воинов, согди